— Бакуго-кун, — её голос звучал абсолютно безжизненно. — Прости, что я была там бесполезным балластом.
Кацуки цыкнул. Момо не была бесполезным балластом. Её идея со швырянием асфальта была гениальна. Это подсказка на миллион не только для этой битвы, но и для всех его будущих встреч со злодеями, прекрасное дополнение для его будущего восхождения на Олимп героев. Однако озвучить свои мысли вслух он не успел. Момо продолжила:
— Я тебе безгранично благодарна, что ты отдувался за нас обоих… — её голос дрогнул. — Я без особых усилий смогла выбраться из верёвок. Устроила там погром, думала, что смогу сбежать. Но появился тот огромный тип, я не услышала его. Он схватил меня за плечо… И я вдруг перестала понимать, как использовать свою причуду…
Кацуки смотрел на Момо так, словно впервые её увидел. Реальность дала ему мощную оплеуху, едва не сбив с ног. Из всех известных злодеев, которые прикосновением лишали дара, Кацуки знал только Все За Одного. Кацуки зло цыкнул, подумав, какой же он идиот, что не распознал в этом уроде в маске с несколькими причудами Все За Одного.
— Надеюсь, что это временно, — продолжила она и на мгновение замолчала, глядя на руку, явно пытаясь что-то создать, чтобы доказать себе, что она всё ещё Креати. — Я словно потеряла конечность…
Хотя на лице Момо не было и капли эмоций, Кацуки знал, что она испытывает безграничный ужас. Ему хотелось её поддержать, сказать, что всё будет хорошо и её дар непременно пробудится, но то было бы ложью. А давать пустые надежды и врать — это своего рода моральное преступление, и когда откроется правда, будет только больнее.
Кацуки молчал.
Подъехала скорая.
Часть 24. Переезд
Кацуки в очередной раз просматривал видео, в котором «неизвестные линчеватели» при помощи огня подали сигнал «СОС», привлекая внимание к раненому Всемогущему. Кацуки прекрасно знал, кто эти «линчеватели» на самом деле, но молчал. Видео закончилось.
Кацуки вновь включил его, наблюдая за дракой Героя Номер Один и Злодея Номер Один. В руке Все За Одного в какой-то момент блеснул острый длинный предмет, который он молниеносно вогнал под ребро Всемогущего, после чего схватил его за горло и швырнул о стену, находящуюся метрах в пятидесяти.
Кацуки отвёл взгляд, не понимая зачем он, словно мазохист, опять просматривает это видео. Хмыкнув, он начал прокручивать ленту новостей дальше.
Уже прошла неделя с момента их спасения. Всемогущего доставили в больницу, его состояние удалось стабилизировать. Говорили, что лезвие задело стенку сердца, но не пропороло его насквозь, а один из линчевателей, скорее всего девушка, владел техникой охлаждения температуры тела. Такой вывод был сделан только потому, что юноша владел огнём, и в Японии только один человек обладал двойной причудой огня и льда, но то явно был не он. По крайней мере, эксперты не подтвердили, что на кадре Шото. Видео сняли издалека, и лица было не разобрать, но чёрные волосы явно не принадлежали Тодороки-младшему.
Юэй тоже смогла защитить свою честь. С юридической точки зрения всё было выполнено безупречно, публика осталась довольна тем, как руководство школы выдержало удар и объяснило произошедшее. Более того, за честь академии высказались десятки топ-героев, бывших выпускников, и было ясно одно: школу закрывать не будут и она продолжит работать.
Сам Кацуки пострадал довольно мягко по современным меркам. Исцеляющая Девочка провела с ним две сессии, и это вылечило все его ссадины, ушибы и вправило подвывих позвоночника, не оставив о травмах никаких напоминаний. Раны Момо тоже оказались довольно простыми, и когда она уходила из больницы, она сказала Кацуки, что он не должен себя винить за то, что её немного ранили.
Но легко сказать. Кацуки чувствовал себя ужасно виноватым. И перед ней, и перед Всемогущим, который всё ещё находился в больнице без сознания.
Может, если бы он держал язык за зубами и не начал давать советы Рукалицу, тот бы не отправил Курогири к Момо. Или наоборот — соображай он чуть быстрее и сумей что-то сказать, чтобы задержать на пару секунд дольше Курогири, герои могли бы его вырубить, и история получила иной исход.
— Кацуки, завтрак готов! — раздался голос матери. — Иди есть!
— Иду! — отозвался он, закрывая ленту новостей и бегом направляясь в столовую, чтобы жрать и не думать-передумывать эти ужасные опустошающие мысли.
Сев за стол, Кацуки придвинул к себе поближе рис с яйцом и принялся щедро поливать его острым соусом.
— Сын, поедание такого количества острого непременно скажется на твоём пищеварении, — заметил отец.
— Вот именно, а к нам сегодня приедут представители из академии. Ты всё тут запердишь! — безапелляционно заявила мать, забирая бутылку из рук сына.
— А, верни назад! — возмутился Кацуки. — Я всегда так заправляю, и со мной всё нормально! Это ты — вонючка старая!
— Следи за своим языком! — отдавая затрещину, велела мать. — С подружками своими будешь так разговаривать, хотя, надеюсь, они тебе тоже по шее надают, если так посмеешь себя с ними вести! Я тебе добра желаю, дурак.
Кацуки хотелось назло матери взять и демонстративно выпить содержимое бутылки, но это было бы глупо, да и мать действительно не хотела, чтобы у него было расстройство желудка. Кацуки хмуро уставился в миску и начал поедать содержимое. И правда, на каплю больше — и есть стало бы невозможно.
— Кацуки, — подала мать голос. В этот раз она говорила мягко и заботливо. — У тебя глаза очень уставшие. Ты хорошо спал, сынок?
— Как убитый, — буркнул Кацуки в ответ. — Просто проснулся
